Его сиятельство Каспар Фрай - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Еще издали - мили за три - колонну приметил сторожевой разъезд гизгальдцев, которых привез с собой герцог-чужеземец. Они вовремя сообщили об угрозе в замок, и на подходе к ставке герцога Ангулемского Бриана Туггорта дюр Лемуана рейтаров встретили два ощетинившихся пиками каре из двух сотен солдат в каждом. Со стен замка на пришельцев смотрели пять сотен арбалетчиков и лучников, а с башен угрожали восемь заряженных гранитным щебнем метательных машин.

– А хорошо тут все устроено, - заметил ехавший первым сотник Трауб. - Должно быть, они тебя не узнали, а, рекрутер?

– Сейчас все разрешится, ваше сиятельство. - У стен замка старый конюшенный понизил титул сотника с герцогского до графского.

– Стой! - громко скомандовал сотник, вскидывая руку, и колонна рейтаров встала на дороге, однако тащившееся за ними облако пыли продолжило движение, накрывая лошадей и самих рейтаров.

– Поехали, табачник! - усмехнулся Трауб, толкая конюшенного в спину. - Расскажи им, кто ты такой, авось они тебя вспомнят!

– Вспомнят - как не вспомнить? - с готовностью закивал дядюшка и, пришпорив свою лошадку, поехал впереди сотника, стараясь не смотреть в сторону застывших над целями арбалетчиков.

– Хорошие солдаты, - отметил сотник, поглядывая на ощетинившиеся рядами пик каре гвардейцев.

– Так точно, ваше сиятельство, с прежних времен остались, от герцога Фердинанда.

– А стрелки, стало быть, с других краев привезенные? - спросил сотник, кивая на замерших на стене стрелков. Их серые мундиры и широкополые шляпы никак не вязались с серебром и пурпуром гвардейцев.

– Гизгальдцы, принесла их нелегкая, - негромко ответил конюшенный. Его негромкие переговоры с сотником становились все откровеннее.

– Что это за петух ливенский над воротами стоит?

– Майор Штепплер, помощник его светлости по военной части. Всем в замке командует.

Конюшенный с сотником подъехали к краю рва и остановились напротив поднятого моста.

– Кто такие? - строго спросил майор из-под опущенного забрала.

– Это я, ваша милость, конюшенный Петелинк! А там, - дядюшка указал в сторону колонны, - племянник мой Сибилл.

– Тебя зачем посылали, Петелинк?

– На дороге смотреть, ваша милость, а заодно и… союзников его светлости высматривать. Вот мы и привели тыщу рейтар, которые хотят встать под знамена нашего герцога, да продлятся годы его правления.

Майор Штепплер немного подумал, потом поднял забрало и ближе подошел к башенным зубцам.

– А ты предводитель рейтар будешь? - спросил он у сотника.

– Да, ваша милость. Меня зовут Трауб.

– Стало быть, вы сейчас без хозяина, Трауб?

– Без хозяина, майор.

– Покажи рукава…

Трауб поднял правую руку и одновременно с ним подняли правые руки все рейтары в колонне. Опустив правую руку, сотник поднял левую и снова его жест повторили все рейтары. Это был общепринятый ритуал демонстрации рейтарами своей нейтральности и готовности встать под знамена нанимателей. После заключения договора они подвязывали на рукава ленты с цветами знамени нового хозяина.

– Хорошо! Я спрошу герцога, как нам поступить… - сказал майор и ушел со стены.

Потянулись минуты ожидания. Лошади потряхивали уздечками, беспокойно били копытами, на дне рва, в илистой жиже, любопытные лягушки пучили глаза, ожидая, чем же все это кончится.

Переговоры с герцогом были недолгими, вскоре майор вернулся.

– Его светлость готов взять вас под свои знамена, - объявил он. - Какого жалованья требуете?

– По полрилли вдень, - сразу поднял цену сотник.

Майор усмехнулся - он был готов к такому поведению рейтаров.

– Мы дадим по четверти рилли на откорме и по полрилли на войне. Десятникам - вдвойне, сотникам - вдесятеро.

– А как платить будете - по вечерам или рано?

– На откорме - по вечерам, на войне - рано.

– Годится! Отворяй ворота!

Войско одобрительно загудело и застучало кулаками в щиты, условия договора им подходили, неизвестно, когда воевать придется, а деньги обещали давать каждый вечер.

Рано, значит, утром предстояло делать выплаты во время военных действий. Это тоже был знак уважения к наемникам, поскольку многие хозяева жадничали, выдавая на войне жалованье по вечерам, чтобы сэкономить за счет павших.

Застрекотали вороты, и тяжелый мост стал опускаться. Гвардейцы в каре переводили дух - сечи не будет.

Мост ударился о край рва, и по нему застучали копытами рейтарские лошади. Герцог стоял у окна внутреннего флигеля и любовался их бравым видом.

– Вот только лошадей им поправить нужно, а так - хоть завтра в бой! Что скажете, де Кримон?

– Что я могу сказать, ваша светлость? - Граф пожал плечами и вздохнул, тяжело опираясь на костыль. - Там их едва одна тысяча наберется, а у короля целых пятьдесят.

– Да где же пятьдесят? Где же пятьдесят? - вскинулся герцог, наступая на де Кримона. - Ты мне это специально поперек говоришь, недаром тебя матушка не любила!

– Как можно, ваша светлость, да я же верой и правдой… - начал кривляться де Кримон, но герцог уже махнул рукой и вернулся к окну - рассматривать рейтаров. Их лошади выглядели измотанными, сказывалось отсутствие в их рационе овса, но за две недели это было легко поправить - овса в закромах хватало.

– Если еще Рейланд из дистанцерии с десятью тысячами всадников вернется, я из этого Рембурга аншульц сделаю!

– Ей-ей, ваша светлость, отделаете вы молодого короля, чтобы и другим неповадно было, - тут же поддержал герцога де Кримон. Теперь он ходил, опираясь на костыль - злодейка ведьма, что жила недолго в замке, заплела ему ноги за то, что хотел ее опозорить. Уезжая, дала совет сжечь лукошко заговоренное, чтобы хворобу снять, но граф заподозрил ее в обмане и решил вместо огня бросить лукошко в пруд. Хотел разом оклематься, да сделал только хуже - вскипела вода в пруду, а ноги заломило холодной болью. С тех пор уже полтора года мучился, но на поклон к злодейке ехать не решался, надеялся - само пройдет.